Че Павел и Просто ТА
Про Че и Павла (1)
Павел не любил Че Гевару. Потому что он не знал, кто такой этот Че Гевара. А кого не знал, того Павел не любил. Не то, чтобы он любил всех, кого знал. Но кого не знал - он очень не любил. Особенно сильную неприязнь Павел испытывал к тем, кого он понимал, что не знает. И список тех, кого он очень не любил, постоянно рос и рос, с каждым новым днем являя Павлу все новые откровения по этому поводу.
Нет-нет, что вы, Павел вовсе не был мизантропом. У него даже были друзья. И те, кого он успел присовокупить к их числу за неполных сорок лет своей сознательной жизни, могли бы, потеснившись, заполнить, при случае, небольшой, но уютный, зал близлежащего кинотеатра, который Павел время от времени посещал. Впрочем, кино Павел тоже не любил. Но в этой своей нелюбви он не был столь уж категоричен, и при должной настойчивости домашних, позволял им раз в квартал вытаскивать себя на очередной голливудский блокбастер.
Эрнесто с детства страдал бронхиальной астмой. Возможно, эти страдания стали впоследствии определяющими, повлияв на выбор профессии и задав вектор жизненного пути будущего командарма.
Все свободное время маленький Эрнесто посвящал своему любимому делу - чтению. Он читал Жюля Верна, Шарля Бодлера, Александра Дюма, Переса Гальдоса. Позже им на смену пришли Сервантес, Анатоль Франс, Толстой, Достоевский, Горький, Энгельс, Ленин, Кропоткин, Бакунин, Карл Маркс... А в 15 лет Эрнесто в запой зачитывался Фрейдом, удивляя домашних, друзей и знакомых своими не по возрасту взрослыми интересами.
Интересами маленького Павла трудно было кого-нибудь удивить. Впрочем, удивляющиеся были. Например, учительница биологии Антонина Федоровна. "Я не перестаю удивляться," - не переставала искренне удивляться она, широко открывая свои большие зеленые глаза навстречу смущенному взгляду физрука Артура Джанибековича, - "как родителям Стручкова удалось пристроить своего балбеса в нашу школу." И, следует признать, удивляться тут действительно было чему: школа №118, хоть и находилась где-то "на выселках", как говорила мама Павла, и занимала достаточно неказистое здание из грязно-рыжего кирпича, считалась, тем ни менее, одной из самых престижных школ в городе - настоящей кузницей молодых дарований.
Молодой Эрнесто читал в подлиннике на французском языке и занимался толкованием философских работ Сартра. Он увлекался поэзией, часто декламировал стихи Пабло Неруды, восхищался Бодлером, Верленом, Гарсиа Лоркой, Антонио Мачадо, интересовался произведениями современного ему испанского поэта-республиканца Леона Фелипе. В его рюкзаке, помимо «Боливийского дневника», посмертно была обнаружена тетрадь с его любимыми стихами.
В те моменты, когда Елизавета Семеновна читала стихи на уроке литературы, сознание Павла автоматически переводилось в режим измененного состояния. Внешне это почти ничем не выражалось, и для любого стороннего наблюдателя оставалось, обыкновенно, не замеченным. Для любого, - но не для пытливого ума и острого глаза любопытной занозы Лидки - вечной Павловой соседки по парте. От нее не могло укрыться, как одутловатый мизинец правой руки Павла, томно подпирающей его розовую, покрытую юношеским пушком щеку, осторожно проникал в призывно подрагивающую правую ноздрю и оставался там на протяжении всего декламирования, совершая еле заметные змееподобные колебания. Вся сцена была пропитана таким невинно-нежным, лишь только юности свойственным эротизмом, что неизменно приводила чувственную Лидку в состояние предэкстатического оцепенения. Павел не знал, нравятся ли ему стихи. Стихи нравились Лидке.
Эрнесто проявлял способности к точным наукам, в частности к математике. Однако, выбрал профессию врача.
Он занимался футболом в местном спортивном клубе «Аталайя», играя в запасной команде. Он не мог играть в основном составе, поскольку из-за астмы ему время от времени требовался ингалятор. А еще он занимался регби, конным спортом, увлекался гольфом и планеризмом. Особую страсть Эрнесто питал к велосипедным путешествиям...
Спорт Павел любил. Развалиться после утомительного рабочего дня на диване с баночкой пива, наблюдая за футбольными баталиями по телевизору - это ли не наслаждение?.. Горьковато-хмельный запах этого удовольствия запомнился ему с самого детства, когда в дни больших кубков он готов был часами просиживать перед телевизором рядом с отцом и болеть, болеть... Вместе со всей страной радовались они победам наших спортсменов и, сдерживая огорчение, смеялись над околоспортивными шутками юмористов, заговорщически поглядывая друг на друга. Они-то понимали о чем шла речь. И это понимание делало Павла одним из "наших". Именно оно создавало ощущение принадлежности к некой человеческой общности, представителей которой он знал, как самого себя. К общности этой относился отец, которого Павел знал и, как ему казалось, понимал. А это давало ему повод для любви. Ведь кого Павел знал, того он, все таки, любил. Он любил наших спортсменов и их тренеров, врачей нашей сборной и спортивных комментаторов. Он готов был любить даже спортсменов не наших - за то, что те позволяли нашим героям спорта проявлять свое мастерство и бойцовский дух, отстаивая честь и достоинство Отечества, лояльным гражданином которого он являлся.
Да, Павел любил спорт. Он не представлял себе жизни без телевизора и потому был на стороне технического прогресса. Однако, отношение Павла к техническому прогрессу не было розово-однозначным: он не мог смириться с очевидными негативными его последствиями. Павел просто терпеть не мог телефон...
Про Че и Павла (1)
Павел не любил Че Гевару. Потому что он не знал, кто такой этот Че Гевара. А кого не знал, того Павел не любил. Не то, чтобы он любил всех, кого знал. Но кого не знал - он очень не любил. Особенно сильную неприязнь Павел испытывал к тем, кого он понимал, что не знает. И список тех, кого он очень не любил, постоянно рос и рос, с каждым новым днем являя Павлу все новые откровения по этому поводу.
Нет-нет, что вы, Павел вовсе не был мизантропом. У него даже были друзья. И те, кого он успел присовокупить к их числу за неполных сорок лет своей сознательной жизни, могли бы, потеснившись, заполнить, при случае, небольшой, но уютный, зал близлежащего кинотеатра, который Павел время от времени посещал. Впрочем, кино Павел тоже не любил. Но в этой своей нелюбви он не был столь уж категоричен, и при должной настойчивости домашних, позволял им раз в квартал вытаскивать себя на очередной голливудский блокбастер.
Эрнесто с детства страдал бронхиальной астмой. Возможно, эти страдания стали впоследствии определяющими, повлияв на выбор профессии и задав вектор жизненного пути будущего командарма.
Все свободное время маленький Эрнесто посвящал своему любимому делу - чтению. Он читал Жюля Верна, Шарля Бодлера, Александра Дюма, Переса Гальдоса. Позже им на смену пришли Сервантес, Анатоль Франс, Толстой, Достоевский, Горький, Энгельс, Ленин, Кропоткин, Бакунин, Карл Маркс... А в 15 лет Эрнесто в запой зачитывался Фрейдом, удивляя домашних, друзей и знакомых своими не по возрасту взрослыми интересами.
Интересами маленького Павла трудно было кого-нибудь удивить. Впрочем, удивляющиеся были. Например, учительница биологии Антонина Федоровна. "Я не перестаю удивляться," - не переставала искренне удивляться она, широко открывая свои большие зеленые глаза навстречу смущенному взгляду физрука Артура Джанибековича, - "как родителям Стручкова удалось пристроить своего балбеса в нашу школу." И, следует признать, удивляться тут действительно было чему: школа №118, хоть и находилась где-то "на выселках", как говорила мама Павла, и занимала достаточно неказистое здание из грязно-рыжего кирпича, считалась, тем ни менее, одной из самых престижных школ в городе - настоящей кузницей молодых дарований.
Молодой Эрнесто читал в подлиннике на французском языке и занимался толкованием философских работ Сартра. Он увлекался поэзией, часто декламировал стихи Пабло Неруды, восхищался Бодлером, Верленом, Гарсиа Лоркой, Антонио Мачадо, интересовался произведениями современного ему испанского поэта-республиканца Леона Фелипе. В его рюкзаке, помимо «Боливийского дневника», посмертно была обнаружена тетрадь с его любимыми стихами.
В те моменты, когда Елизавета Семеновна читала стихи на уроке литературы, сознание Павла автоматически переводилось в режим измененного состояния. Внешне это почти ничем не выражалось, и для любого стороннего наблюдателя оставалось, обыкновенно, не замеченным. Для любого, - но не для пытливого ума и острого глаза любопытной занозы Лидки - вечной Павловой соседки по парте. От нее не могло укрыться, как одутловатый мизинец правой руки Павла, томно подпирающей его розовую, покрытую юношеским пушком щеку, осторожно проникал в призывно подрагивающую правую ноздрю и оставался там на протяжении всего декламирования, совершая еле заметные змееподобные колебания. Вся сцена была пропитана таким невинно-нежным, лишь только юности свойственным эротизмом, что неизменно приводила чувственную Лидку в состояние предэкстатического оцепенения. Павел не знал, нравятся ли ему стихи. Стихи нравились Лидке.
Эрнесто проявлял способности к точным наукам, в частности к математике. Однако, выбрал профессию врача.
Он занимался футболом в местном спортивном клубе «Аталайя», играя в запасной команде. Он не мог играть в основном составе, поскольку из-за астмы ему время от времени требовался ингалятор. А еще он занимался регби, конным спортом, увлекался гольфом и планеризмом. Особую страсть Эрнесто питал к велосипедным путешествиям...
Спорт Павел любил. Развалиться после утомительного рабочего дня на диване с баночкой пива, наблюдая за футбольными баталиями по телевизору - это ли не наслаждение?.. Горьковато-хмельный запах этого удовольствия запомнился ему с самого детства, когда в дни больших кубков он готов был часами просиживать перед телевизором рядом с отцом и болеть, болеть... Вместе со всей страной радовались они победам наших спортсменов и, сдерживая огорчение, смеялись над околоспортивными шутками юмористов, заговорщически поглядывая друг на друга. Они-то понимали о чем шла речь. И это понимание делало Павла одним из "наших". Именно оно создавало ощущение принадлежности к некой человеческой общности, представителей которой он знал, как самого себя. К общности этой относился отец, которого Павел знал и, как ему казалось, понимал. А это давало ему повод для любви. Ведь кого Павел знал, того он, все таки, любил. Он любил наших спортсменов и их тренеров, врачей нашей сборной и спортивных комментаторов. Он готов был любить даже спортсменов не наших - за то, что те позволяли нашим героям спорта проявлять свое мастерство и бойцовский дух, отстаивая честь и достоинство Отечества, лояльным гражданином которого он являлся.
Да, Павел любил спорт. Он не представлял себе жизни без телевизора и потому был на стороне технического прогресса. Однако, отношение Павла к техническому прогрессу не было розово-однозначным: он не мог смириться с очевидными негативными его последствиями. Павел просто терпеть не мог телефон...
Ну супер!Когда продолжение будет?
ОтветитьУдалитьСпасибо)). Продолжение будет скоро. Обязательно.
ОтветитьУдалить