Про Че и Павла (3) (Черновуха)

Че Павел и Просто ТА
Про Че и Павла (3)
(Черновуха)

Кабинет директора школы представлял собой практически квадратную, достаточно просторную комнату. Стены кабинета были отделаны панелями под темное дерево на высоту среднего учительского роста. Посреди комнаты стоял прямоугольный тяжеловесный стол переговоров, покрытый натуральным, кое-где слегка вспученным от пролитого чая, шпоном. Вдоль каждой из длинных сторон его были аккуратно задвинуты по 3 деревянных венских стула, предназначенные для посетителей. Стол переговоров торцем примыкал к директорскому столу - сооружению также достаточно массивному, состоящему из двух тумб, и опирающейся на них затянутой зеленым сукном столешницей, покрытой толстым помутневшим от времени органическим стеклом. Завершала композицию винтажная настольная лампа с деревянной рукояткой-стойкой, никелированной подставкой и абажуром из зеленого стекла. Висящая на стене плазменная панель, впрочем как и стоящий посреди директорского стола ноутбук, явно выпадала из общего стиля, что создавало устойчивое ощущение досадной неуместности. В кабинете пахло зеленым сукном, старым деревом и имбирным печением.

За столом сидела директор школы - одетая в темно-оливковый деловой костюм брюнетка неопределенного возраста, с зачесанными на безукоризненный прямой пробор густыми вьющимися волосами и пронизывающим бесстрастным взглядом красиво посаженных темно-карих глаз.

Павлу и раньше приходилось бывать в кабинете директора школы, и каждый раз эта квадратная комната производила на него странное, какое-то тревожно-дурманящее впечатление. Ему вдруг начинало казаться, что времени и пространства, на самом деле, не существует. Взгляд его напрягался, зрачки расширялись, словно у испуганного кота, или закоренелого наркомана. Вот и сейчас ему показалось, что стоит только ему моргнуть, и это странное эклектичное помещение моментально превратится в рабочий кабинет революционного Смольного, а поднимающая на него леденящий взгляд сидящая за столом женщина в темном хаки вдруг окажется большевистским комиссаром. Вот сейчас она отодвинет в сторону скрытую за экраном ноутбука кисть правой руки, аккуратно положит на стол зажатый в ней, предусмотрительно снятый с предохранителя наган, и заговорит низким, надтреснутым от курева и бессонных ночей сипловатым голосом...


- Добрый день, Павел Сергеевич. - бархатистый низкий голос директора звучал не громко, но уверенно.
- Здравствуйте, Маргарита Григорьевна. Чем обязан? - анахронически брякнул Павел, чувствуя нарастающую неловкость. "Чем обязан" - ну, что еще за чушь?!"
- Прошу Вас. - отзеркалила старомодный Павлов стиль Маргарита Григорьевна, указывая на ближайший, стоящий справа от нее, один из шести задвинутых под стол переговоров венских стульев. Лицо ее застыло в едва проступающей сквозь слой серьезности и макияжа вежливой полуулыбке.Павел сконфуженно кивнул и с шумом вытянув из-под стола переговоров венский стул, аккуратно опустился на самый его краешек, как будто опасаясь испортить могущий быть ценным антиквариат.
- Знаете, Павел Сергеевич, ваш сын - очень способный и далеко не глупый мальчик. - начала Маргарита Григорьевна, прозрачно намекая Павлу, что ни природный ум, ни выдающиеся способности его сына не смогли уберечь последнего от очередной легкомысленной выходки.
- Что же на этот раз? - спросил Павел, старательно демонстрируя обезаруживающую лояльность и осознанную ответственность родителя за своего ребенка.

Про Че и Павла (2)

Че Павел и Просто ТА
Про Че и Павла (2)

На всякое правило бывает исключение. Был в жизни Павла один человек, которого Павел любил, понимая, при этом, что практически ничего о нем не знает. Ну, не то чтобы совсем ничего: он знал его по имени. Он произносил это имя каждый день. И имя это - Антон - он сам выбрал и дал ему когда-то - тогда еще маленькому теплому комочку с круглыми, как блюдца, темно-синими глазищами.

Радость от известия о рождении первенца, поселившаяся однажды в его сердце, никогда его с тех пор не покидала. Антоша рос, а она лишь трансформировалась, приобретая все новые, порой абсолютно неожиданные формы. Она наполняла его гордостью, когда обнаруживались неизвестно откуда берущиеся таланты Антона. (Наверное, это и есть любовь?) Она заставляла его переживать, когда сын болел, или с ним приключались какие-нибудь детские неприятности. (Что же это, если не любовь?) Иногда Павлу казалось, что его ощущение причастности к жизни сына и ответственности за его судьбу ничуть не уступает по эмоциональному накалу материнским чувствам Татьяны. "Может, я и не отец ему вовсе?"- мысленно подшучивал он над собой в такие моменты,- "Может быть я его мать?" (Любовь?!)

Сын рос, и к растущему Павлову сожалению, росла и дистанция между отцом и сыном. Павел уже с трудом ориентировался в делах Антона - его интересах, книгах, сайтах, друзьях. Все чаще Павел ловил себя на ощущении, что они говорят на разных языках; и даже если он понимал каждое из произнесенных сыном слово, общий смысл сказанного не редко оказывался для него удивительным образом неуловим. Он смирился с тем, что уже давно перестал узнавать в симпатичном высоком юноше своего любимого Антошку. Теперь в его доме жил жизнерадостный энергичный инопланетянин - странный, загадочный и такой же неопознанный, как его летающая тарелка. Вот на этого-то инопланетянина, как будто по инерции, продолжала проецироваться отцовская любовь и "материнская" забота Павла. Впрочем, даже в такой искаженной форме, отношения с сыном были для Павла безмерно дороги; они наполняли Павла счастьем.

Телефон зазвонил снова. Павел снял трубку. Звонили из школы. Молодой женский голос, тщетно пытаясь изображать сухую серьезность, вежливо сообщил Павлу, что родителей Антона срочно хочет видеть директор школы. Ну вот, дожили! Что опять натворил этот неугомонный инопланетянин? Метнул молнию в директора? Неправильно припарковал свой НЛО? А может, спонтанно превратился в мышь или паука и, вызвав неадекватную реакцию класса, стал причиной срыва урока? - Исчерпав таким образом все мыслимые причины вызова в школу, Павел неспешно оделся и вышел из дома.